— Настенька… — Демир сделал осторожный шаг ей навстречу.

Услышав его движение, принцесса вновь вскинула голову. Он все еще был тут и не спешил уходить.

— Я не хочу лишаться тебя, слышишь? — он снова сделал шаг. — Ты нужна мне.

Она чувствовала, как по щеке ползет вниз одинокая слезинка, как становится тяжело дышать. Слышит ли она? Да это он, кажется, пропустил все, что она сказала. Она — предательница. Изменница. Он должен призирать ее! Она сама себя призирает!

— Я… должна уйти.

Уйти в этот момент она мечтала только из жизни, но сила ветра, жившая в ее дыхании, делала подобный исход невозможным. Она еще раз взглянула на Проклятого. Почему он не наорет на нее? Не схватит и не запрет в самой высокой башне, запретив выходить? Она любит его больше всего на свете. Он — единственный близкий ей человек. А она… она его не достойна.

— Кто он? — глаза Демира бешено сверкнули. — К кому ты собралась?! Я убью его.

В этот раз она вызвала ветер вполне осознанно. Слишком много эмоций, слишком много боли. Эфир всегда помогал успокоиться, но после него всегда становилось только хуже. В том, чтобы раствориться в стихии, было особое удовольствие. Некое высвобождение, после которого на некоторое время в душе лишь пустота и отрешенность.

Дем пытался ее остановить, но даже он не мог тягаться с силой одного из Четырех. У нее не было цели. Нужно было просто успокоиться, побыть одной.

Демир сказал, что убьет Алека. Но хотела ли Анастасия этой смерти? Нет. В том, что случилась, она винила только себя, и рыжий влюбленный в нее фанатик не вызывал у нее даже ненависти. Если первое время он был ей несколько симпатичен, то после того, как она узнала о том, что Алек работает на Регину, симпатия сменилась отвращением.

Но сейчас не было и его. К нему не было вообще никаких чувств. Только стыд и сожаление о совершенной ошибке.

Несколько дней она летала вместе с ветром, лишь ненадолго спускаясь на землю. Становилась невидимой, без всяких зазрений совести крала еду в придорожных тавернах. Ночевала в закрытых снаружи комнатах, залетая в них через окна.

В одной из деревень ей попалась Халуга. Потоптавшись на крыльце, Анастасия все же зашла внутрь. Четыре столба, украшенные древними символами, ряды скамеек, свечи. Как можно молиться Четырем, когда она сама носит в себе силу одного из них? Все равно, что спустя тысячу лет кто-то стал бы молиться ей или Алеку.

— Да будет Земля Твердью, да дарует Вода Жизнь, Огонь пусть очистит Разум, а Ветер исполнит Мечты, — служитель Халуги поприветствовал ее ритуальной фразой.

— Да будет светлым ваш день, святейшество, — откликнулась она.

— Что привело тебя сюда, дитя мое? — служителем была женщина средних лет. Несмотря на малое количество морщин на лице, волосы ее были полностью седыми.

— Случайно пришла, — пожала плечами принцесса.

— Случайности не случайны. Только Четверо знают уготованный нам путь.

— С удовольствием бы послушала их. Понятия не имею, куда мне идти дальше.

Служительница чуть прищурилась, а затем внезапно предложила:

— Если тебе некуда идти, можешь пока пожить при Халуге. Моя помощница уехала в соседнюю деревню, помогать в родах сестре. Так что лишние руки не помешают.

Анастасия никогда не ощущала в себе особой набожности, но, приняв это предложение, неожиданно самой для себя заново открыла радость веры. Каждое утро, прежде чем приступить к уборке и работе на приусадебном огороде, она молилась вместе с принявшей ее на постой женщиной.

В этих нелепых и неловких молитвах было так просто просить прощения. И пусть вместо Четырех она мысленно обращалась к одному красноволосому демону, но спустя две неделе такого ритуала ей начало казаться, что он ее слышит, а значит, однажды сможет простить. И может быть, тогда она и сама простит себя.

От частой работы на грядках начала болеть поясница. Когда она пожаловалась на это служительнице, та посмотрела на нее с подозрением.

— У тебя и аппетит улучшился в последние дни, я посмотрю, — хмыкнула женщина. — Грудь не ноет?

— Что? Откуда вы…

— Это тебя надо спрашивать, откуда ты.

— Я не совсем понимаю…

— Да все вы так. Как с мужиками любиться — понимаете. А что от этого дети бывают — нет. Что смотришь? Поправь меня, если я неправа.

Дети? Анастасия почувствовала, как земля уходит из-под ног. Стоп. Какие еще дети? Она оступилась всего один раз. Она ведь почти решилась вернуться к Демиру и поговорить с ним. Не может быть, что она беременна! За что с ней такое?

— Мне надо идти… — не обращая больше внимания на служительницу, принцесса вышла на улицу.

Ветер пришел по первому зову. Женщина, вышедшая за ней на крыльцо, в суеверном страхе спрятала сердце за Четырьмя пальцами, но Анастасии не было до этого никакого дела.

Это было глупостью. Но она поддалась первому порыву. Вызвала в голове образ рыжего ничтожества, испортившего ее жизнь, и направила ветер на его поиски. Воздушные потки, послушные ее воле, мгновенно откликнулись, перенося обладателю силы огня.

Он был не один. Вокруг него собралась толпа народу, а поблизости виднелась городская крепостная стена. Что он делает рядом с Ладой?

Рыжий в момент прибытия произносил какую-то речь, но ей не было до этого никакого дела.

— Надо поговорить.

Вокруг нее мгновенно образовалось плотное кольцо из, судя по всему, таких же фанатиков Четырех, как и Алек.

— Ветерок. Ты пришла поддержать нас! — глаза огненного мага странно блестели, и дыма вокруг было больше обычного.

— Я пришла поговорить.

— Говори, — он скрестил руки на груди. — У меня нет тайн от людей. Я не эфирная тварь, чтоб скрывать истинное лицо.

— Ты не эфирная тварь, ты хуже, — буркнула она, подходя вплотную и хватая мужчину за рукав.

Люди подозрительно смотрели на нее, перешептываясь между собой, но ей было все равно. В мире существовал только один человек, мнение которого для нее что-то значило. Это был Демир.

Оттащив Алека в сторону, она выпалила:

— Я беременна, — она взглядом постаралась передать все свое негодование и отчаяние.

Это он виноват! Путь делает, что хочет, но избавит ее от последствий проклятой ошибки!

— Хм… — рыжий вдруг нахмурилась. — Тебе нельзя беременеть.

— Что? — от удивления она растерялась.

— Ты заражена Эфиром. Только сила ветра удерживает тебя от зла. Но ребенок такой защиты иметь не будет. Тебе нельзя беременеть.

— Что, прости? — от этой извращенной логики вдруг стало смешно.

Нет, она, безусловно, не хочет этого ребенка, но говорить, что ей нельзя его рожать, потому что он — зло?

— Я люблю тебя, ветерок. Я спасу тебя, — воспользовавшись ее ошарашенным состоянием, он потянулся и поцеловал ее в лоб. — Наверное, в тот раз я был слишком счастлив, что ты наконец стала моей, и забыл о безопасности. Но ты сама должна понимать, что все, что связано с Эфиром, нужно искоренять.

— Это же твой ребенок, — глупо повторила она, не веря в то, что слышит.

— Если в нем будет Эфир — это будет тварь, подлежащая уничтожению.

Она заглянула в его глаза и с абсолютным пониманием своей правоты произнесла:

— Ты рехнулся, — повернулась в сторону наблюдающей за ними толпы и с истеричным смешком повторила уже громче. — Да вы все здесь рехнулись!

В который раз призвав ветер, она взмыла вверх, растворяясь в стихии. Куда теперь? Все катилось прямиком в Эфир, и она уже не представляла, как исправить сложившуюся ситуацию. Дети… Она никогда не представляла себя матерью. Слишком отрицательным примером служила собственная мамаша, чтобы желать завести ребенка.

Если бы она могла поговорить с кем-нибудь об этом.

Но ведь она может. Почему же она раньше не вспомнила о ней?

Анастасия сосредоточилась, вызывая в памяти образ единственной подруги и, почувствовав отклик силы, направилась прямиком за ним.

Глава 23. Искра

Рецепт оказался несложным. Цветки дурман-травы следовало высушить и растолочь, листья вымочить в дождевой воде, достать, затем смешать все это, добавив щепотку золы и силы Эфира.